Притча о том, что мы говорим

Один человек пришел к Сократу и спросил:
- А знаешь, что мне сказал о тебе твой друг?
- Подожди, - остановил его Сократ, - Просей сначала то, что собираешься сказать, через три сита.
- Три сита?
- Прежде чем что-нибудь говорить, нужно трижды просеять это. Во-первых, через сито правды. Ты уверен, что то, что ты скажешь, правда?
- Нет. Просто я слышал...
- Очень хорошо. Значит, ты не знаешь, правда это или нет. Тогда просеем через второе сито - сито доброты. Ты хочешь сказать о моем друге что-то хорошее?
- Нет! Напротив!
- Значит, - продолжал Сократ, - ты собираешься сказать о нем что-то плохое, но даже не уверен, что это правда. Попробуем третье сито - сито пользы. Так ли уж необходимо мне услышать то, что ты хочешь рассказать?
- Нет, в этом нет необходимости.
- Итак, - заключил Сократ, - в том, что ты хочешь сказать, нет ни доброты, ни пользы, ни необходимости. Зачем тогда говорить?

Про мужчин и 8 марта (рассказ)

Ранее утро… 8 марта. Будильник зазвенел и, даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Стало чуть светать.
Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я ещё за неделю до этого решил: никаких роз, только весенние цветы… праздник же весенний.
Я подошёл к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошёл. Да, цветы действительно красивы.
- А кто продавец, - спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты сынок подожди, она отошла ненадолго, щас вернётся, - сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.
Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена.
Напротив меня стоял старик.
Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло.
Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нём не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Его лицо было обычным лицом старого человека, вот только, во взгляде было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что.
Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть небритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты.
Деда трусило от холода, его руки были синего цвета… Его очень трусило, но он стоял на ветру и ждал.
Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу.
Я начал замерзать, а продавщицы всё не было.
Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И ещё я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.
К корзине подошла продавщица.
Дед робким шагом двинулся к ней.
Я то же подошёл к ней.
Дед подошёл к продавщице, я остался чуть позади него.
- Хозяюшка… милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? - дрожащими от холода губами спросил дед.
- Так, а ну вали от сюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… - прорычала продавщица на деда.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку… Сколько она стоит? - тихо спросил дед.
Я стоял позади него и чуть с боку. Я увидел, что у деда в глазах стояли слёзы…
- Одна? Да, буду с тобой возиться, алкашня... Давай, вали отсюдава, - рыкнула продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, - так же тихо сказал дед.
- Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, - с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На её лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
- Хозяюшка, у меня есть три рубля, может, найдёшь для меня веточку на три рубля? - как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины.
Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
- На три тебе найти, алкаш, га, га, га, щас я тебе найду, - уже прогорлопанила продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
- На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га, га, га, га, - дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине.
Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам, и цветы смотрели в землю… На руку деда упала слеза… Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, ****, что же ты, *****, делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.
Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.
- Дед, а ну, подожди, - сказал я, взяв деда за руку.
- Ты, курица тупая, сколько стоит твоё ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, - еле слышно, но очень понятно прошипел я.
- Э… а… ну… я не знаю, - промямлила продавщица
- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!?
- Наверное, 500 рублей, - сказала продавщица.
Все это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу.
Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
- На, отец, бери, и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слёзы, одна за другой, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал…
У меня у самого слёзы стояли в глазах.
Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
- Хорошо, отец, пошли вместе, - сказал я и взял деда под руку.
Я нёс цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча.
По дороге я потянул деда в гастроном.
Я купил торт, и бутылку красного вина.
И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 500 рублей, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда хлынули слёзы… Они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы.
Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слёзы стояли в глазах.
Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.
- Мы… мы… 45 лет вместе… Она заболела… Я не мог её оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед, спасибо тебе...
Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слёзы сами текли из моих глаз…

Доброта

Как-то раз один человек ехал на машине по проселочной дороге в поисках работы. Казалось, в этом захолустье поиски работы продвигались так же медленно, как и его побитый автомобиль. Но он никогда не переставал искать, особенно с тех пор как закрыли завод, и он стал безработным.
Наступила зима, и уже грянули холода.
Дорога была безлюдной, мало кому приходилось проезжать по ней, разве только покидать те места. Большинство его друзей уже уехало отсюда, но он оставался здесь, и ему нужно было кормить семью. Он здесь похоронил мать и отца, здесь он родился. Он хорошо знал эту местность и мог ехать по дороге вслепую, рассказывая о том, что находится по ту и другую сторону. Это как нельзя кстати, когда наработают фары машины.
Смеркалось. Лучше прибавить скорость. На обочине он заметил пожилую женщину, которая нуждалась в помощи. Остановив свой автомобиль, он подошел к ней. Женщина обеспокоено смотрела на него, хотя он и улыбался ей. Она простояла здесь около часа, но никто не останавливался, чтобы
помочь. «А может быть он хочет обидеть меня – подумала она – и выглядит он совсем не безобидно: бедный и голодный». Он заметил, как женщина дрожала от страха и холода и понял, что она могла чувствовать. Поэтому с далека еще, он начал говорить ей:
«Я остановился помочь вам, мэм. Почему бы вам не подождать в машине в тепле? Кстати меня зовут Брайн».
У автомобиля женщины пробило шину, и она не могла ее заменить сама. Брайн полез под машину, поменял колесо, правда порядком вымотался и ободрал руки. Когда он закреплял запасное колесо, женщина открыла окно и заговорила с ним. Спросила, сколько ему должна, готова была любую сумму заплатить, ей уже самые страшные картины представлялись, если бы он не остановился и не помог бы ей.
Но в отношении денег у Брайна была твердая позиция, он не сделал ничего особенного, а просто помог человеку в беде и Бог знает, сколько другие помогали ему, когда он нуждался в этом. Так он жил всегда и ему никогда не приходила мысль жить иначе. Он сказал ей, если она хочет отплатить ему, то
пусть сделает это тому, кто нуждается в помощи. «И вспомните при этом меня» – добавил Брайн.
Несмотря на тяжелый день, у Брайна на душе было легко, и он отправился домой. Через несколько дней, та же женщина увидела маленькое кафе и зашла туда, чтобы согреться и перекусить перед последним отрезком участка дороги домой. Кафе было грязным и выглядело чужим. Вышла беременная официантка с белым полотенцем на руках, улыбаясь, несмотря на усталость и приблизительно восьмой месяц беременности, не придавая виду, что боль и
напряжение причиняли ей неудобства. Пожилая женщина удивилась, как, имея так мало, можно быть приветливым чужому человеку. И тогда она вспомнила Брайна.
После того как официантка пошла разменивать ей сто долларовую купюру, женщина тихонечко выскользнула на улицу. Когда официантка вернулась, старушки уже не было. Официантка заметила на салфетке еще 400 долларов. Слезы навернулись у нее на глазах, когда она начала читать записку
пожилой женщины:
«Вы мне ничто не должны, кто-то когда-то выручил меня, как я вас. Если вы на самом деле хотите отплатить мне, тогда сделайте вот что: не позволяйте, чтобы эта цепочка любви оборвалась на вас».
В тот вечер, придя с работы домой, она уже лежа в постели думала о деньгах и о словах пожилой женщины. Откуда эта женщина могла знать, как ей и ее мужу нужны были эти деньги. Тем более в следующем месяце должен был родиться ребенок, она знала, как переживал ее муж. Лежа рядом с ним, она
нежно поцеловала его и тихонько прошептала:
«Все будет хорошо. Я люблю тебя, Брайн».