Случай в горах

Борода сидел на сосновой плахе и метал сваленные в кучу у его ног штык ножи в рекламный портрет Ельцина , прикрепленный к боковой стенке деревянного сортира, или-" люфт- клозета" по определению того же Бороды…
Я наблюдал за процессом превращения физиономии "отца родного" в лоскутки, лениво покуривая и нехотя считая попадания.
- Борода, это не русская храбрость, вот ежели б ты ему живому яйца отрезал, а обличье не тронул, вот тут я бы с твоими методами согласился… А то мне с тех пор как ты по милой своей привычке, выйдя с утра на крылечко влупил в сей портрет очередь из трех патронов, совершенно не поинтересовавшись, есть ли кто в сортире, так вот, с тех самых пор срать там страшно…
- Но я ж не попал… - лениво протянул Борода…
- Не попал, но все равно страшно…
- На стене домика заменявшего нам и штаб, и казарму, зеленела (зеленкой писали, вот она и зеленела), надпись " отстегивайте костыли…" Надпись сия призывала разуваться при входе…
Третьи сутки мы сидели по варианту - "Штиль"… ничего не делая, не обозначаясь в эфире, и только изредка патрулируя местность, что бы набрать грибов. Грибов было много, точнее их было видимо-невидимо…
Вчера со скуки, мы решили проверить действие жареных мухоморов на Димке-Дразнилкине… Он сожрал их полсковородки и н и ч е г о. После этого док произнес:
- Вот видите, я же говорил, что все грибы съедобны, кроме бледной поганки… и сожрав остатки тут же, не отходя от стола, стал рассказывать о доме, и как он с братом соорудил каравеллу и отправился открывать Мир, да вот все никак не мог обойти мыс Горн, и поклялся страшной клятвой…
Потом, когда мы его откачали (опоив марганцовкой) на второй день, док произнес:
- Бесспорно, все грибы кроме бледной поганки съедобны, но, это очень индивидуально…
В общем, играть мы ни во что не играли - запрещено, разговоры, как-то надоели уже давно, а вот споры подходили к опасной черте вслед за которой следуют сплошь "неадекватные ответы". Так, что, когда приперся запыхавшийся посыльный из местных и попытался начать говорить всякие кодовые слова, его грубо прервали, так и не выслушав, чем нимало расстроили (учил, пыхтел, бежал, связной!), и я, вскрыв пакет, прочел приказ…
А потом мы собрались, и, оставив посыльного наводить в домике порядок, двинулись в направлении основной базы с заходом на их территорию, хотя, как и во всякой войне в горах, понятие своя территория сводилось к той земле, на которой ты в данный момент стоишь…
Пошли днем, ошибка, понятно, но все уже настолько надоело, что, как сказал Борода: " Основываясь на личном опыте - могу сказать, ежели мы все будем делать правильно, это все равно им не поможет…"
Вообщем днем пошли - двадцать семь человек, при двух ПКМ-ах, ну и "легком стрелковом"…
И в одном местечке втянулись в долинку, по всему выходило идти нам по ней часа три. В своем начале, это был овраг с покатыми склонами, поросшими лесом и пока была возможность, Черный и Миша шли в боковом дозоре, но потом я дозоры снял, и оставил только передовой.
Долинка постепенно углублялась, и местами напоминала ущельице. По тальвегу ручеек зажурчал, о стало от нашего благородного занятия - войны, отдавать банальнейшим турпоходом, или вылазкой на природу всем классом за гербарием.
Все спокойно как-то было и вот, в одном месте, где дно долинки представляло собой курумник, а камни там были с пол человеческого роста, мы попадаем…
По нам со склона открывают ураганный огонь. Мы валимся за камни, и все - то есть - совсем все, ни флангом дернуть, ни отойти никуда - полная жопа… Поближе к склону - гранаты стали кидать, опять отползли кое- как - лежим, кто о чем думаем, я о море, почему-то, а Эдик, потом говорил, что прикидывал, сколько человечьих шкур надо на хороший барабан, и всьерьез хотел попортить себе шкуру штык-ножом.
Врал, наверное…
И вдруг слышу, огонь-то все слабее и слабее, и ка-а-ак мы поперли вверх, а они болезные и не стреляют-то уже, так, попукивают…
И спас нас, местный понт, эдакий порыв, ну не жалели они патронов, что ты тут поделаешь. Настоящие были мужчины и кончились у них патроны, - а с патронами, и тактическое преимущество тоже кончилось.
Вот собственно и все.
Троих раненых мы на себе до базы доперли, а пленных не взяли в этот раз.
Как сказал Борода - "Да ну их, еще народят…"

Новая русская сказка про битву

Поехал короче Вован-добрый молодец с трехглавым змеем сражаться. Едет

короче лесом, а навстречу Баба Яга. Hу он ей дал штуку баксов, она ему дорогу

показала.

Едет он по дороге, а навстречу стая волков. Hу Вован короче дал вожаку штуку

баксов, стая отвалила.

Выехал Вован на поле, а поле костями покрыто человеческими. Тут конь под

ним стал спотыкаться и на дыбы вставать. Hо Вован съездил к конюхам, дал

штуку баксов они там коню чего-то подкрутили, короче перестал рыпаться.

Едет Иван дальше, и тут земля затряслась, небо почернело, трехглавый змей

выбегает. Hу, говорит, попал ты, Вован, на штуку баксов. Причем каждой голове.

"Hе бывать по-твоему, бывать по-моему!" - крикнул Вован, выхватил меч и

срубил две головы. Hу а третьей уже дал штуку баксов и нормально

договорились.

Змей его еще за полтинник домой подбросил вместе с конем.

Кузюкин и клоны

Однажды Кузюкин проснулся со странным убеждением, что он клон. То ли

телепередачи про науку на него повлияли, то ли зима холодная былая, но

только проникся он в это более чем основательно.

Посопев под одеялом, пока жена не ушла на работу, Кузюкин вздохнул и с

тяжелым предчувствием неизбежного, поднялся с кровати. С трудом

передвигая ноги, он подошел к трюмо и бросив в зеркало беглый взгляд сразу

понял, что это вовсе не он - Василий Кузюкин, а только его клон.

"Жалкое подобие, - уныло подумал Кузюкин, оттягивая веки. - Я только жалкое

подобие настоящего."

Подобрав с пола сплющенные тапки, он посмотрел их на свет и обнаружил на

правом дырку, которая была ему знакома.

- Удивительно, - восхищенно прошептал Василий. - Даже тапки склонировали.

Все ж таки шагнула наука.

Почесав в задумчивости впалую грудь, он пошел умываться. В том, что ему

предстояло идти на работу, Василий ничуть не сомневался.

На работе его встретили, как родного. Сидоров напомнил про одолженную

десятку, а начальник отдела сказал, что Кузюкин раздолбай. Словом процессы

проистекали нормальные, что только доказывало, что клонировали Василия на

совесть и придраться было не к чему.

Отдудев полдня, Кузюкин почувствовал себя плохо, и отпросившись в

парикмахерскую, поехал домой. Открыв своим ключом дверь, он уже с порога

понял, что основной Кузюкин дома.

На тахте происходили жаркие отношения и жена Василия, стонала очень

правдоподобно. Кузюкину-клону даже завидно стало, что настоящий Кузюкин

так могуч в искусстве бытовой любви.

Даже ботинки, которые стояли в прихожей, были на два размера больше чем у

него - жалкого клона.

Когда все закончилось и основной Кузюкин ушел, Кузюкин-клон выполз на свет и

сделал вид, что пришел с работы..

- Ты чего так рано? - удивилась жена.

- Ничего, - тихо ответил Кузюкин-клон и лег спать. А наутро, когда он проснулся,

то вдруг понял, что он не клон никакой, а самый настоящий Кузюкин. И даже

вчерашние ботинки припомнил - ботинки водопроводчика Фролова. Дошло тут

до Кузюкина, что обман все это, а жена ему натурально изменяла.

Вскочил Василий с кровати и побежал на кухню, где она вероломная, ему

блинчики стряпала. Прибежал и кричит не своим голосом:

- Все Клава, я карать тебя намерен!

И кулаком замахнулся дескать - убью стерву. А Клава только глазами хлопает и

молчит.

Присмотрелся тогда Кузюкин, да и обмер от страха. Не Клава это была, а
только ее клон.

Русская сказка про веру в людей

* Пригласили однажды Буратино на школьный вечер, * рассказать детям о жизни.

*

Рассказал Буратино как его папа Карло из полена выстругал - поверили дети.

рассказал про черепаху Тортиллу, золотой ключик и тайную дверцу в каморке

папы карло - * поверили дети.

*

hо только начал * рассказывать как его ленин на руках носил - не * поверили

дети, засвистели, засмеялись и жвачкой заплевали Буратино, хотя это тоже

чистая правда.

-

Было это еще до его- рождения, во время субботника.

Африканская сказка про деда, бабу и страуса рябу

Жили были в одном африканском племени дед и баба и был у них страус Ряба.

Однажды спрятал он голову в песок.

Стал дед страуса Рябу выкапывать - копает-копает, выкопать не может.

Позвал дед бабу, копают-копают - выкопать не могут.

Позвала баба шамана, шаман позвал тапира, тапир позвал лемура, а лемур

мангуста. Копают - выкопать не могут.

Тут пришел белый миссионер с лопатой копал-копал и вдруг выкопал

самородок, но не простой, а золотой.

И построили они в деревне каменную церковь, и жили в ней долго и счастливо и

умерли в один день от землетрясения.

Жена сказала:

— Слушай, так дело не пойдет. После трудового дня имею я право на отдых? Имею. А ты после двадцати трех ноль-ноль сидишь перед телевизором да еще и орешь «го-о-ол!».

— Гол наши забивают не каждый день, — вздохнул я.

— Но еще громче ты кричишь «мази-илы!». Довольно! Наслушалась твоих воплей. Или создай мне комфортные условия и не мешай культурно спать, или забирай телевизор и уматывай куда подальше.

— Куда ж я умотаю? Комнаты у нас проходные, малогабаритные...

— А не мое дело. Хоть вон в туалет. Но чтоб я больше не...

А что, это идея. Между туалетом и спальней все же две двери. Правда, соседям будет слышно. Но соседи не жена, разводом не грозят.

Прикинул, как он там устроится, в нашем совмещенном санузле. Телик на унитаз, сам лягу в ванну. Комфорт! Только надо проковырять в стенке дырку для антенного кабеля. А чем ее проковыряешь? Ни инструмента, ни навыка в дырьевом вопросе.

Пошел в бюро добрых услуг. Так и так, мол, окажите добрую услугу — дырку.

— Это пожалуйста, — отвечают. — Хоть десять. Вот если заделать отверстие, это сложнее, поскольку у нас всю жизнь временные трудности с материалами. А проковырять запросто. Пришлем специалиста. Ждите в течение дня.

И верно, часов в пять явился специалист. С ним ученик, подручный юноша, инструмент тащит. Спрашивают:

— Какое место вам сверлить?

— Погодите, дорогие товарищи специалисты, — отвечаю.

— Что уж так сразу... Дырка никуда не уйдет. Раз вы мне добрую услугу, должен я вам магарыч выставить, правильно я говорю?

Они вроде застеснялись. Дескать, мы и так, наша святая обязанность и так далее. За инструмент хватаются. Но я уж и закусон на стол, и по стаканам разлил: а как же, надо, все так делают. Специалисту стимул нужен. Без стимула он тебе так услужит, что после халтурщиков придется нанимать.

Эти, конечно, поупирались, но выпили. Кто ж не выпьет, когда подносят! Я им по второй, чтоб дырка лучше вертелась. Да по третьей, чтоб ровненькая вышла. Посидели часика полтора. Пообщались. Потом им говорю:

— Теперь валяйте, действуйте. Скоро жена с работы явится.

А они то с ходу за сверло хватались, а теперь им, видите ли, расхотелось. Ученик мне про какую-то Надю треплется. А специалист доел бумажную салфетку и запел. Голос как у коровы. Зато громкость как у трактора.

— Эй, — кричу, — кончай эту легкую музыку. Я тебя стимулировал не арии петь.

Но он, видимо, как птица глухарь: как распоется, хоть из пушки пали, не слышит. И норовит в мой живот вдарить, как в барабан. Ученик толкует мне:

— Не тронь шефа, пускай пропоется, тогда хоть своим ходом из квартиры выберется. Мы с утра по объектам мотаемся не жравши, везде кто самогону, кто браги подносит, к концу смены передвигаться трудно. Хотим через профсоюз требовать надбавку за вредность. И спецжиры. Клиенты вроде вас на здоровье действуют...

Зло меня взяло:

— Я же и виноват, да? Ну молодежь пошла, напьются и болтают чепуху, а дело не делают. Оказали услугу, прислали алкашей!

— Вы же сами...

— Что — я? А ну бери сверло, верти дыру. Может, у твоего шефа в программе большой концерт в трех отделениях.

Всучил парнишке инструмент, проводил за шиворот в санузел. И вдвоем с грехом пополам провертели мы все ж дырку в стене. Попутно ванну своротили и стиральную машину изнахратили. Говорю парню:

— Сиди тут, я из комнаты кабель просуну в отверстие, примешь.

Но или дырка вышла маловата, или она засорилась — не лезет кабель. Хотел я отверстие пальцем расчистить. А этот чертов ученик видит, что в дырке что-то шевелится, думал, кабель просовываю, ухватил мой палец плоскогубцами и тянет...

Вас когда-нибудь кусали плоскогубцами? У-у, жуть! Я ору и бьюсь, как муха, мастер поет, как заслуженный артист, а ученик тянет, тянет... Ой!

Сделал бы он из меня проволоку, да как раз жена пришла. Она быстро навела образцовый порядок: через минуту мастер с пением катился с лестницы, ученик в окно выскочил, шустрый такой юноша. Про себя уж молчу. Палец распух и болит. Травма. Бытовая, конечно. Бюллетень не дадут.

Вот она, наша сфера обслуживания. Мы их от души, хлебом-солью, с бутылкой, а они ванны сворачивают, пальцы давят! Придется сантехника вызывать, ванну на место ставить. Опять ему бутылку готовь. А как же — традиция. Все так делают.

Я... Я извиняюсь, конечно... Я человек непьющий. Нет, прежде бывало, выпивал изредка. По праздникам. Или по выходным. Еще с получки и с аванса. Ну там с горя или с радости какой. А когда ни горя ни радости, то со скуки. В общем, бывало.

Но теперь все, завязал.

Сам-то, может, я и не завязал бы, но здоровьишко стало барахлить. Выпью грамм сто, и больше не лезет.

Кореша по второй наливают, а я уж, извиняюсь, рыгать побежал. Скидывались поровну, и вот такая несправедливость природы. Пришлось к доктору идти. Доктор меня прослушал, простукал, понюхал и прямо морально убил: мол, в сердце клапаны у меня разболтались и свистят. Который именно клапан свистит, это в точности при вскрытии выяснится, а пока мне злоупотреблять противопоказано.

Сильно я тогда расстроился. Вышел из поликлиники, допил с горя четвертинку — не выбрасывать же дефицитный продукт, да тут же на ступеньку и сел, от поликлиники отойти боюсь: вдруг, думаю, эти клапана свистнут в последний раз и хана... А еще пожить любопытно. Привык уж.

Однако поликлиника работает до восьми, а на тот свет прием круглосуточно, так что страх на ступеньке не пересидишь. Встал и пошел потихоньку домой. С тех пор ничего кроме водопроводной хлорированной воды не употребляю. Сперва тошнило, потом ничего, привык. Деньжонки завелись. Приоделся. От трезвого-то ума дом ремонтировать задумал.

Домик у меня свой, от отца достался. Жить в нем вполне можно, .только внешний вид не очень, нету в нем эстетики. Фасад позеленел, как с похмелья, труба окосела, в крыше дырки. Ремонт давно требуется.

Прикинул, объем работ. Объем приблизительно с ведро. Ну а как же: бутылок пяток надо, чтоб достать шиферу, кирпича надо литра на полтора... Нет, кирпич больше высосет: Ваське Навралову магарыч, у него на кирпичном заводе знакомые, да тем знакомым не знаю сколько. Хорошо бы фасад досками обшить, но за ними придется идти к прорабу райстройконторы, а он, разложенец, только коньяком берет, нашим родным рабоче-крестьянским «сучком» брезгует. Краска в магазинах сейчас свободно, только дрянная, а за хорошую берут грамм за грамм. Но самый водкоемкий вопрос — транспорт. Шоферы за рубли не едут, давай им всесоюзный тариф — бутылка за рейс.

Дороговато получается. Но что сейчас дешево? Взял отпуск и каждый день, как на работу, ходил в очередь за этим самым. Запасся, можно ремонт начинать. Пошел на базу стройматериалов. Переждал, пока клиенты рассосутся, и к кладовщику:

— Слушай, друг, мне бы шиферу, а?

— Предъявите накладную.

— Накладной, — говорю, — у меня нету, но ведь человек человеку друг, товарищ и брат... — и достаю бутылку.

Глянул он и уже мягче:

— Отпуск материалов исключительно по накладным.

— Да мне хоть по чему, лишь бы шифер, — и вторую на стол.

Тут мы пришли к взаимопониманию. Отзывчивый оказался товарищ. На дверь табличку «перерыв», на стол два стакана.

— Отпуск материалов по накладным, — говорит, — но нельзя же всегда быть формалистом, правильно я говорю? Тем более что у меня со вчерашнего в башке трещит. Разопьем одну на двоих за дружбу, а вторую я вечером с устатку.

Я ему честно, как хорошему человеку:

— Ты, друг, лечи башку, а я непьющий. Извиняюсь, конечно.

— В каком, — спрашивает, — смысле?

— В смысле — завязал. Сердце у меня...

— Ну и что? Как видишь, я тоже не бессердечный, но чтоб совсем ни капли, это... это ненаучная фантастика.

— Ты, друг, пей на здоровье. И скажи, куда подгонять машину.

— Позвольте, гражданин, какую машину?

— Да под шифер.

— А вы, значит, непьющий, да? Все люди как люди, а вы... Из ОБХСС, да? Ну что нет, я ж понимаю! Забирайте, гражданин, свои спиртные напитки и освободите склад от своего присутствия, у меня и так голова болит от вчерашней сверхурочной работы. Так и передайте вашему начальству: материалы отпускаются только по накладным, заверенным и с печатью.

Вот положение! Или сиди трезвым в дырявом доме, или помирай от разрыва сердца под новой шиферной крышей. Предположим, шифер мое сердце еще выдержит, но впереди ведь кирпичи, доски, краски, шоферы... А мне ж до пенсии дожить охота!

Однако труба-то набекрень. Подался я к Ваське Навралову. Он мужик деловой:

— Кирпич? Сколько? На трубу? Да хоть на доменную печь! Говори, сколько. Не кирпича, а бутылок принес сколько?

Четыре? На первый случай сойдет. Айда на кирпичный завод.

Нас там встретили как родных. Сказали, что и в контору ходить не надо, сочтемся на месте натурой, и сперва это дело надо обмыть. Пришлось расколоться, что я непьющий. Ну и все! Слышу, шепчут Ваське:

— Ты, гад, кого привел?! Знаем таких непьющих! Видать невооруженным глазом, что он из народного контроля, подловить хочет. Уматывайте отсюда с вашими бутылками, пока в милицию не звякнем, там у нас знакомые тоже есть.

Пришлось уматывать. Васька разозлился, плюнул и ушел. Одну бутылку унес за труды. А я помчался в райстройконтору, к тому прорабу, который досками заведует и «сучком» брезгует. К сожалению, опоздал малость: его накануне увезли в больницу с белой горячкой. Так ему и надо, разложенцу.

Но мне-то как теперь быть? Пить доктора не велят, а без пьянки у нас и собачью будку не построишь. Хорошо еще, что есть у нас пьющие кладовщики и прорабы, а то не знаю, как бы мы жили.

В прошлую субботу по нашему кварталу общественность ходила. Ну, вроде комиссии. Председатель и членов сколько-то. Я как раз вышел к почтовому ящику газету взять, тут меня и попутали. И давай воспитывать. Почему, дескать, у вас балкон облупленный, вид портит дому. Особо напирал председатель. Загнал меня в угол, и аж весь кипит. Лысенький, худенький такой пенсионерчик, а энергии в нем с лошадиную силу!

— Вы знаете, что день города?! Вы представляете, что мы обязательства взяли?! Вы понимаете, что мы боремся...

Я ему говорю:

— Мы, — говорю, — все время за что-нибудь боремся, я еще в детсадике брал повышенные обязательства — каждый день умываться. Так что борьба с пеленок — дело привычное. И балкон я хоть сейчас покрасил бы, да белил в магазинах нету. На складе домоуправления и тем более ни черта нету. У меня вон унитаз четвертый год треснутый, заменить нечем...

— Ваш унитаз никого не волнует! А внешний вид балкона извольте немедленно на уровень...

Пожилая членша комиссии тоже через председателево плечо недовольничает:

— Стыдно, молодой человек. У вашего соседа балкон покрашен на уровне мировых стандартов, а вы...

— Сравнила, тетка! — говорю. — Сосед на лакокрасочном заводе экспедитором, хоть каждый день крась. А я слесарь на металлургическом, откуда возьму?

— Тем более, — говорит членша. — Ни за что не поверю, чтобы на металлургическом, таком богатом заводе да белил не достать! Стыдно, молодой человек.

И вся общественность глядит сурово, головой качает, будто жулика словили. А председатель совсем притиснул меня, палец в живот наставил, как пистолет:

— Вы по-ни-маете, что...

— Да понимаю, дед, отвяжись бога ради, — сдался я. — Гад буду, покрашу вам мой балкон, чтоб он провалился, только отпусти.

Вырвался от них, и дверь на защелку. А совесть грызет, от нее не закроешься. В самом деле, у других балкон как балкон, а мой как бездомный какой.

В понедельник пришел на работу, спрашиваю цехового хоздесятника:

— Нет ли у тебя в кладовой белил? Общественность меня загрызла, балкон красить велят.

Он закурил мою сигарету и отвечает:

— У хорошего хоздесятника все есть. Но цех тебе не ларек, красками не торгует.

— Так я бы заявление на имя начальника: мол, прошу за наличный расчет...

— Э, дохлое дело. Это надо утверждать у замдиректора, а он мужик принципиальный, не подпишет.

— Так где же белил достать?

— Как где? В цехе.

— Сам говоришь, не продается.

— Купить нельзя. Украсть вполне возможно.

— Я ж не вор, я честный трудящийся!

— Ну и пускай тебя общественность догрызает.

— Гм... А украсть, это сложно?

— Крадут же люди.

— Так то жулики.

— Отчего же, и порядочные граждане крадут. Когда в продаже нету, не хошь да упрешь. Ты вот что, ты сделай мне замок для гаража, такой, знаешь, с секретом, понял? А я тебе выпишу белил кило два-три. Как ударнику, для покраски молотка и зубила, прочего там образцового инструмента. Лады?

— Но как же через проходную-то?

— По-разному делается. Можно через забор перекинуть. Но не советую. Несовершенный метод: покуда сам через проходную добежишь, украдут, есть еще, к сожалению, аморальные типы. Лучше иди прямо мимо вахтера, он тоже человек, и свой балкон имеет или там дверь.

Не нравилось мне такое дело. Но как вспомню того председателя... Придется, думаю, красть, иначе общественность меня уважать не захочет.

Когда смена кончилась, завернул я банку белил в газетку для приличия и понес.

Вот что, мужики, если кто будет чего выносить с завода, шагай твердо, как на параде, гляди гордо, как на плакате. Тогда, может, и сойдет. А я с непривычки на проходной застеснялся, чуть банку не выронил, газетка порвалась. Вахтеру это не понравилось.

— Э, э! Чего попер? Краску расхищаешь?

Хотел ему объяснить про общественность и балкон, он слушать не хочет:

— У нас, понимаешь, тоже комиссия ходит, декадник борьбы с несунами. Что, не знал? Такие вещи знать надо. Айда к начальнику акт составлять.

Начальник караула мне был рад.

— Краска? Три кило? Импортная? Очень кстати! Ваша фамилия? Имя-отчество? Год рождения, семейное положение?

Не успел я ему про балкон, а уж вахтер следующего несуна ведет. Этот даже не несун, а везун.

— Вот, — говорит вахтер, — полюбуйтесь. Шофер пытался вывезти машину стройматериалов.

Начальник караула заулыбался:

— Прекрасно! Присядьте, пожалуйста, обождите в порядке живой очереди, сейчас акт составим.

Но шофер не сел. Шофер заорал:

— Формалисты, бюрократы! Некогда мне рассиживать, срочно везу материалы на дачу замдиректора! Он при мне звонил начальнику охраны, чтоб никакой волокиты, там работяги из цеха сидят без дела, ждут! Я жаловаться буду!

— Минуточку, — оробел начальник караула. — Не волнуйтесь, товарищ, сейчас выясним. — Схватился за телефон, набрал номер.

— Товарищ начальник, тут мы машину задержали, а шофер говорит, что для... Да, да. Нет-нет! Понимаю. Слушаюсь. Кладет трубку и шоферу:

— Извините, мы не в курсе были. Поймите, служба такая, наш долг, так сказать... Стоим на страже народного добра. Проезжайте, пожалуйста.

Шофер плюнул, ругнулся, дверью хлопнул. Слышу, уехал. А караульный начальник опять принялся за меня:

— Так, продолжим составление акта.

Но у меня уже появился кое-какой опыт.

— Чего продолжать-то? Ты ведь только что звонил, тебе объяснили. Русским языком говорю: к замдиректору на дачу.

— Как? И белила тоже?

— А ты думал! Сам видел, какой он жук, шоферюга этот. Разве можно такому доверить импортные белила? Вот несу вручную, велено на его даче балкон красить, а ты задерживаешь, препятствуешь. Ну-ка дай, я позвоню хозяину дачи...

— Минуточку, не нужно! Я же не знал. Понимаете, у нас декадник бдительности. Приносим извинения...

— Да ладно, — говорю. — Понимаю и одобряю. Ваша бдительность когда кончается?

— В пятницу будем итоги подбивать. Самим надоело беспокойство. Вы идите, красьте скорее, а то замдиректора строгий, принципиальный...

— Это точно, — говорю. — Принципиальный. Краску под мышку и ушел.

В пятницу, значит, ихний декадник кончается. И хоздесятник мне унитаз обещал. Вроде как для научной организации моего рабочего места. Купить негде, так отчего ж...

Смотреть на нее было одно удовольствие! Рыженькая, маленькая, а такая трудолюбивая белочка, что даже слегка завидно. Вот, думаю, белка, хоть она не собака, но тоже, можно сказать, друг человека: она бегает в своем колесе не покладая лапок, и тем самым являет нам положительный пример, как можно работать без перекура.

Мне надо было идти по делу, но я все стоял у витрины и смотрел, очарованный ее трудовым подвигом. Колесо крутилось, деловито жужжало. И от его жужжания началось в голове у меня кружение... Как бы некоторое обалдение даже.

Вдруг она, не отрываясь от своего производства, на бегу подняла на меня черненькие глазенки и молвила, как в сказке, голосом человечьим:

— Чего уставился? Делать больше нечего, да?

— Ой! Вы разве говорить умеете?!

— Да уж хватит, намолчались. Я честно тружусь, не то что некоторые. И имею право высказать, что хочу.

— Вы, белка, не так меня поняли, я не против гласности. Наоборот, я за. И поскольку уж зашел между нами разговор в атмосфере открытости, позвольте задать вопрос?

— Ну?

— Вот вы честно бегаете, крутите колесо. А какая от вашей деятельности польза?

Белкины глаза изумленно округлились. Колесо замедлило вращение, заскрипело... и вовсе остановилось. Белка из него вылезла, спрыгнула на пол, села напротив меня, уставилась, будто я неприличное что сказал.

— Весьма странный вопрос вы задаете, — пожала плечиками белка.

— Мною всегда восхищаются, детей и подростков приводят в целях воспитания: пусть видят, как грызуны перевоспитываются в ударников, в книге отзывов мой труд получил высокую оценку. А вы вот недовольны.

— Я же ничего плохого не говорю. И завтра же приведу своего двоечника для назидания. Но вот в смысле эффективности вашей работы, что я ему скажу?

— Эффективность высокая, так и скажите.

— Да, но в чем она выражается? Каков конечный результат?

Белка презрительно вздернула носик.

— Вы что, с луны свалились? Всем же ясно: кто не трудится, тот зарплату не получает. Если же вопрос рассматривать в аспекте физиологическом, то и опять же все ясно: от безделья кони жиреют, трактора ржавеют, люди спиваются, а на моей работе нагрузочка будь здоров!

— Вообще-то белки по законам природы в лесах должны, резвиться...

— Ф-фы, на черта это сдалось! У меня совершенно другой профиль, я курсы кончала не по лесу, а по колесу. И на усовершенствовании была...

— Вы все о себе да о себе! А что ваше колесо дает обществу, народному хозяйству?

— Но так уж заведено: лошадь что-либо везет, собака служит и лает, а мы, белки, по колесной части.

— И никогда не задумывались, для чего оно, колесо? Вы пластаетесь, из шкуры вылазите, а оно, может, вовсе и ни к чему.

Она рассердилась. Видимо, она была убеждена, что если ее колесо каждый день не крутить, то и земной шар остановится. Прищурила глаза и сказала с этакой ядовитой интонацией:

— А вы, люди, вы-то все с пользой делаете? Длинные однообразные речи сочиняете, липовые обязательства тоже, разные там массовые движения на одном месте... Бумагу напишут да и пустят колесом по отделам, и покуда она сверху вниз да обратно снизу вверх катится, на нее еще эшелон бумаг накрутится, а конечный результат — ноль. Или живое дело пока заверяют да согласовывают, из него вся польза болтовней выходит! Природу запылили, небо закоптили, реки иссушили, еще и о пользе треплетесь!

— Позвольте, позвольте! — обиделся теперь уж я. — Откуда вам все это может быть известно?

— Не в лесу живем. Я при одном завкоме три года состояла, всякого наслушалась. Меня и в отчетах отражали: «...наш коллектив трудится с небывалым подъемом!» Бывало, колесо мое перекрасят в другой цвет, и в отчете: «...произведена реконструкция!» Вы еще болтаете, что от колеса пользы нету! Кто насобачился, тот и из стоячего болота себе премию извлечет. Так что идите, товарищ, не мешайте работать.

Белка повернулась ко мне хвостом, впрыгнула в колесо, и оно снова стало деловито раскручиваться, подавая нам пример... А я ушел, чтобы действительно не отвлекать ее пустыми разговорами о пользе дел, признанных крайне необходимыми. Но как она смеет людей критиковать?! Ежели каждый мелкий зверек начнет разбираться, что у людей полезно, а что не очень, то каких прекрасных работников придется уволить за ненадобностью!